Варанаси

В этом городе я была дважды, второй раз — совсем ненадолго.

Это концентрированная Индия, и я надеюсь вернуться туда еще не раз, чтобы поприсутствовать на ежевечерних богослужениях на берегу Ганги — церемонии аарти.

Мой Варанаси всегда в дымке, поэтому побороться за четкость изображения на фотографиях приходится всегда.

Рассвет над Гангой:

Рассвет бывает не всегда, даже в сухой сезон. Тогда так же пасмурно, как у нас сейчас. Здания выступают из тумана, когда проплываешь мимо них на лодке:

Оранжевая субмарина припаркована прямо напротив сжигательного гхата. Вязанки дров прилагаются:

Деревья выросли в правильных местах!

В городе течет простая индийская жизнь. Торгуют овощами:

Прибывшие со всех концов страны паломники живут тут же, возле берега.

На гхатах сушится белье. Особо нужное белье сушится вот так, на руках:

В магазинчиках продается одежда, шелка, серебро, сладости и музыкальные инструменты:

Но все-таки с солнцем — веселее. Полосатенький Кедар-гхат:

Статуи наверху шиваитского храма:

Слева направо: Шива в ипостаси Пащупати (Владыки зверей), Ганеша верхом на своей мыши, Шива верхом на быке Нандине, Сканда на павлине, пятую группу не разгляжу.

Кто-нибудь знает, почему вахана бога войны — павлин?

К фотографиям хочу приложить отрывок из книги Рам Дасса «Зерно на мельницу». Я прочла ее года за три до того, как попала в Индию.

«Через несколько лет, еще до встречи с Махарадж-джи, я посетил город Бенарес, называемый также Баранаси, или Каши. Это очень святой город в Индии. В то время я ничего не знал об индуистской религии и мифологии. На улицах Бенареса были люди, которые буквально были при смерти, много прокаженных. Они сидели длинными рядами со своими чашами для подаяния вокруг места сожжения — гхат. Это платформа, которая просто опускается в Ганг, где сутки напролёт люди определенной касты поддерживают огонь, в котором кремируют тела. Когда кто-то поблизости умирает, тело, обернутое в ткань, переносят по улицам на носилках, или несут люди, распевающие песнопения, или же перевозит рикша с повозкой. Когда тело выносят из дома, его выносят головой к дому, а ногами к Гангу. По пути распевают: «Рам Нам Сатья Хей, Рам Нам Сатья Хей...» На полпути к гхат церемония завершается, и тело поворачивают головой к Гангу, потому что дом теперь — запредельное.

У каждого из полумертвых нищих на улицах к набедренной повязке привязана сумочка, в которой, как я узнал, хранятся деньги на дрова, необходимые для погребального костра. В то время бедность в Индии очень меня напугала. Их положение казалось мне таким ужасным, что я едва мог его выносить.

Пять месяцев спустя, когда я вернулся в Бенарес после того, как пожил в храме и начал понимать — что такое Бенарес, я прошел по его улицам и увидел совсем иную картину. Потому что, оказывается, Бенарес — это один из самых святых городов в Индии и умереть в Бенаресе — это высшее желание истинно духовных индийцев. Это обеспечивает освобождение, это способ, которым вы сознательно подходите к своей смерти. Когда вас сжигают на погребальном костре, Шива — одна из форм Бога, шепчет имя Рам — другой формы Бога, вам на ухо — и вы освобождаетесь. Таким образом, те, кто казались мне такими страшными, были людьми, которым посчастливилось из миллионов Индии, они попали в Бенарес, и собирались в Бенаресе умереть. Когда я взглянул на них с таким пониманием, я увидел на лицах их, обращенных ко мне, сожаление. Они с сожалением смотрели на меня, потому что я был чужеземец, который, верно, никогда не умрет в Бенаресе. Я просто захвачен в колесо иллюзии и страдания, которое все крутится и крутится, тогда как они покончили с этим. Я сделал поворот на 180 градусов и увидел, что Бенарес — это город невероятного ликования, хотя в нем и есть невероятные физические страдания.»

Мне повезло: я приехала в Варанаси подготовленной, поэтому оба пласта описанной реальности были доступны моему восприятию сразу. В оба приезда я купалась в Ганге, и все было отлично — ведь происходящее в основном зависит от нашего восприятия.